Тема спасения на воде и под водой актуальна всегда, как и опыт спасательных операций. И очерк, предлагаемый вашему вниманию, представляет несомненный интерес. В нем критическая ситуация, в которой оказались подводники, показана непосредственно изнутри, из отсеков аварийной подводной лодки, и это взгляд профессионала. Автор очерка Владимир Владимирович Стефановский, подводник, капитан 2 ранга в отставке. За время службы прошел 80 тысяч миль под водой. Журналист, член Союза писателей России.
Это очерк-напутствие, очерк-предупреждение из восьмидесятых годов прошлого века, в чем вы сами убедитесь, прочитав откровения подводника.
Навигационное происшествие
21 октября 1981 года на Тихоокеанском флоте в результате навигационного происшествия затонула дизельная подводная лодка 613-го проекта С-178. Не будем перечислять все недостатки в содержании корабля, лишь отметим, что системы жизнеобеспечения и спасения были неисправны.
Как же такая лодка оказалась в море?
Я задал этот вопрос старшему помощнику командира лодки Сергею Михайловичу Кубынину. Разумеется, уже потом, после всего случившегося, после возвращения уцелевших подводников… со дна бухты, о чем речь впереди. И мой вопрос его удивил:
Ты что, первый день на службе? Скажи, флагмех (на морском сленге флагманский механик. Здесь и далее примечания редакции.), отвечающий за исправность кораблей, в каком состоянии ты отправлял лодки в море? И не накоротко, а в длительный поход? На выживание!
Мне осталось только промолчать…
Тут дело вот в чем. Интенсивность плавания наших «дизелей» (дизельных подводных лодок) была очень высокой, точнее сказать, беспросветной! И этот режим был несовместим с требованиями всяких руководств по поддержанию боеготовности корабля. Чтобы выполнить какое-то одно требование этих руководств, приходилось нарушать два других, а то и больше. Редкому кораблю удавалось получить свои «пять суток» на проведение ежемесячного планово-предупредительного ремонта, строго предписанного руководствами по эксплуатации. Времени нет. Бывало, не успеет лодка подойти к причалу, как «завтра к 8.00 занять полигон для обеспечения авиации». Понятно, не гонять же для этого атомоход… Особенно заедали краткосрочные выходы. То авиация, то наука, то еще какое обеспечение. Тут и себя забудешь. А если заявишь, что «в море не пойду, потому что есть неисправности», то тебе же и влетит. Окажешься в числе демагогов или неблагонадежных. А тогда надолго придется забыть и о переводе, и о повышении. Вот и приходилось выбирать.
Сама система формировала отношение к кораблю и к себе самому: авось повезет. Но не всем везло.
И вот на входе в гавань во Владивостоке в результате «наезда» рефрижератора лодка оказалась на дне. Вместе с людьми. Наверху осталось одиннадцать человек. Это те, кто находился на ходовом мостике и в ограждении боевой рубки. Семь человек из одиннадцати погибли. Кто утонул, кто из-за полученных травм не смог выбраться из ограждения рубки и ушел на дно вместе с лодкой.
Через сорок холодномучительных минут из воды четыре околевших, но с признаками жизни подводника были выловлены и подняты в шлюпку того же рефрижератора.
А сейчас заглянем в отсеки, где на 30-метровой глубине лежит подводная лодка. Не уверен, что все туда охотно спустятся, но зато это будет поучительно…
На дне
Каковы первые шаги подводника, оказавшегося на грунте в «прочном корпусе»? Первое и главное никуда не убегать, не прятаться, а немедленно герметизироваться в своих отсеках. Дальше будет видно.
«Расписание» личного состава по отсекам оказавшейся на грунте С178 сложилось так:
1-й отсек. Двадцать шесть человек. Это кроме личного состава 1-го отсека еще и перешедшие в отсек-убежище подводники из 3-го и 2-го отсеков. Первый отсек отсек живучести. Отсюда при соответствующих условиях можно выбраться наверх. А там по ситуации.
2-й и 3-й отсеки безлюдные. 3-й уже наполовину с водой. 2-й пустой. Воды нет, но задымлен.
4-й отсек еще жилой. Тут можно еще какое-то время продержаться. Но без воздуха, в холоде, без теплой одежды долго не протянешь. Тем более что через неплотности в кормовой переборке в отсек поступает вода.
5-й и 6-й отсеки заполнены водой. Личный состав этих отсеков погиб мгновенно. «Груз 200» пятнадцать тел.
В 7-м отсеке 4 человека. Но нам туда не пробраться. В общем, в корме нам делать нечего…
Остановимся в 1-м отсеке. Тут находились двадцать шесть молодых здоровых парней. Чьи-то сыновья. Чьи-то отцы. Хотя я их, кроме Кубынина, никогда и не видел, но и сейчас представляю их лица. В схожей ситуации был и сам. Вот вместе с ними мы и поборемся за жизнь, а потом, если получится, через торпедный аппарат выберемся к белому свету. Без всего этого понять подводника невозможно.
В жилых отсеках в 1-м и 7-м пока все идет своим аварийным чередом. При падении лодки на грунт кроме герметизации отсеков нужно первым делом отдать сигнальный буй, чтобы обозначить место. И в 1-м отсеке это сделали сразу. Потом попытались связаться с другими отсеками, и к общей огромной радости отозвался 7-й: «В отсеке четыре человека. Отдан аварийный буй. Готовимся к выходу через входной люк. Перед выходом позвоним».
В первом, услышав родные голоса из седьмого отсека, повеселели. Несколько человек стояли кучкой у трубки телефонной связи с плавающим где-то наверху сигнальным буем. Не пропустить бы вызов! Остальные в полной темноте искали и готовили спасательное снаряжение для выхода наверх через трубу торпедного аппарата. Руководил всеми действиями личного состава отсека старший помощник командира лодки капитан-лейтенант Сергей Кубынин. В отсеке находился и старший на борту начальник штаба дивизиона подводных лодок капитан 2 ранга Каравеков. Но сердечный приступ не позволил ему принять участие в организации спасения. Он безучастно покоился на стеллажной торпеде.
Тут маленькое, но очень важное отступление. Не раскрою никакого секрета, если скажу, что командование соединений к вопросу водолазной подготовки офицеров штаба относилось в те годы с большой легкостью. Не проходило ежегодных тренировок по выходу из затонувшей лодки на учебно-тренировочной станции. На это обратил внимание даже начальник нашей эскадренной УТС (учебно-тренировочной станции, где отрабатывается борьбы за живучесть) мичман Лизунов. Но и я, как флагмех, мало что смог изменить.
Вернемся, однако, в прочный корпус. Первый отсек оказался герметичным. В отличие от 2-го, где загорелся батарейный автомат, даже не задымленным. Можно жить! Отсюда через трубу торпедного аппарата, преодолев 30-метровый слой воды, можно выбраться наверх. Но это еще не спасение. Что толку, что ты, преодолевая множество препятствий, в том числе и сковывающий движения и мысли страх, выбрался наверх, в штормовую волну. Кто тебя там подберет? Старпом Кубынин это хорошо понимал. Поэтому организовывать выход не торопился сначала нужно установить связь со спасателями, чтобы было кому подбирать людей наверху. И спасательное снаряжение нужно отыскать, проверить его наличие и исправность. Второпях с этим ничего не получится. Да еще в темноте.
Для выхода из затонувшей подводной лодки предусмотрены соответствующие спасательные устройства. Не будем их все перечислять и различать по признаку их важности. Тут все главное! Но только без свободного торпедного аппарата и спасательного снаряжения все остальное можно считать лишь мелочью. Но черт и кроется в мелочах. Мы это знаем.
Торпедный аппарат даже два оказался без торпед! Свободные! Это облегчит выход и всплытие наверх. Залезай и ползи. Можно сразу по трое, а то и по четверо в один аппарат. А вот спасательное снаряжение индивидуальное. В комплект входит индивидуальный спасательный аппарат ИДА-59 это только для борьбы за живучесть в отсеке. При нехолодной воде в этом ИДА можно через торпедный аппарат выбраться из прочного корпуса. А в холод эта «идашка» не спасет, замерзнешь. Поэтому вдобавок к этому ИДА предусматривается еще гидрокомбинезон и комплект теплого водолазного белья, включающий шерстяной свитер грубой вязки, такие же штаны, носки и подшлемник. Надевается прямо на рабочее платье, под гидрокомбинезон. Все это позволяет подводнику продержаться в ледяной воде около двух с половиной часов. На это же время рассчитан и запас кислорода в этом ИДА59, а там как Бог даст… Правда, если в кислородных баллончиках кислород остался. А то на учениях=тренировках этот жизненный запас мог и истощиться. А проверить и наполнить баллончики не всегда и время есть, не до этого… Тут уж никакой Бог не поможет.
Вот все это спасительное имущество в отсеке в непроглядной темноте выискивали подводники затонувшей ПЛ С-178. Объем первого отсека на подводной лодке 613-го и 633-го проектов составляет около 80 кубических метров. В этом объеме к прочному корпусу понаприкручено еще и множество всяких механизмов и устройств. Четыре торпедных аппарата, запасные торпеды. В этот объем, как мы уже знаем, втиснулись еще двадцать шесть человек. На одного получается меньше, чем три кубометра. Этот воздух выдышать пара пустяков! И пару часов не протянешь. Но для чего подводнику регенерация? С ее помощью в отсеке штатному личному составу можно продержаться до суток. При нормальном давлении в отсеке, включившись в аппарат ИДА-59, можно продлить жизнь еще на два с половиной часа. Это сугубо арифметический расчет. Правда, не у каждого хватит выдержки и нервов использовать это расчетное время. Но в любом случае твоя судьба зависит от кислородного баллончика твоей «идашки»спасителя. Если он окажется с кислородом.
Первый отсек самый холодный. Ни одной деревянной переборки, к которой не страшно прислониться. Одно железо! Температура спустя два часа после «погружения» опустилась до 12 градусов. Другие отсеки в нормальной обстановке подогреваются работающими механизмами. А в первом, кроме трюмной помпы и шпиля, и механизмовто нет. От торпед лишь холод. Тут и водолазное белье мало поможет. Можно немного погреться от работающих установок регенерации воздуха. Но и это не спасение. Исходя из того что в отсеке находится двадцать шесть человек, запасов регенеративных патронов надолго не хватит. Может, на сутки, не больше. Потом холод, темнота и ожидание развязки.
Обшарив в темноте все закоулки, пленники «прочного корпуса» собрали одиннадцать спасательных аппаратов ИДА-59. Правда, гидрокомбинезонов и столько не набралось. Это с учетом тех, что удалось отыскать и перенести из второго отсека. Водолазного белья не оказалось ни во 2-м, ни в 1-м отсеке. Его даже и не искали. Все знали, что оно «осталось на базе». На мелкие выходы в море его и не берут с собой. Не натаскаешься.
Одиннадцать комплектов. А их двадцать шесть человек. Выходит, пятнадцати подводникам придется смириться. Остаться в «прочном корпусе» навсегда.
После падения на грунт это было уже не первым потрясением. И не последним. По телефону вновь связались с 7-м отсеком, хоть поговорить! Скоро и это станет невозможно.
Оборвавшаяся нить
Спустя семь холодных и темных часов ожидания в отсеке раздался звонок. Это спасатели обнаружили буй, вскрыли колпак и связались с лодкой. Командовал спасательной операцией начальник штаба ТОФ вицеадмирал Рудольф Александрович Голосов. Кубынин доложил обстановку. Темень и холод само собой. Это не главное. Подводник это перетерпит. Главное на всех не хватает спасательных аппаратов.
Голос в трубке вселил хоть какуюто надежду: «Будьте на связи. Аппараты передадим через торпедный аппарат. Постоянно держите связь. Потерпите. Держитесь».
Тут и без команды никто бы трубку не повесил. Этот кабельтрос сигнального буя с его телефонной трубкой внушал хоть какуюто надежду на спасение, воспринимался подводниками как нить, связывающая их с белым светом. И старпом не выпускал из рук ее конец телефонную трубку. Никто не мог и не хотел задумываться, что эта нить очень тонкая и уязвимая.
С чуть приподнятым настроением, заправленным призрачной надеждой, подводники 1-го отсека в очередной раз попытались связаться с пленниками 7-го.
Никто им не ответил…
Это молчание 7-го отсека потрясло всех. Наступила долгая тишина. Кубынин спросил спасателей, может, видели сигнальный буй 7-го отсека или плавающих подводников. Никто ничего не видел.
Сверху сообщили, что скоро подойдет лодкаспасатель «Ленок», передаст недостающие аппараты, теплое водолазное белье, продукты и изолирующее снаряжение.
От такого сообщения стало немного теплее. Но ненадолго. Связь с верхним миром на этом прервалась. Кабельтрос штормовой болтанки не выдержал. Нить оборвалась! Это был не просто удар, а почти нокаут. Без взаимосогласованных действий спасателей и подводников освобождение из подводного плена более чем затруднительно. Это осознавали все, и наверху, и внизу.
Хуже не будет!
Никого ни на минуту не оставляла мысль, как разделить 11 аппаратов на 26 человек. А это не хлебом поделиться. Аппарат предназначен только для одного. Потому и называется «индивидуальный спасательный аппарат». Только целиком: или мне, или товарищу. Тут даже самые толстые нервы лопнут. А они уже были подпилены, когда лодка от удара форштевнем рефрижератора легла на борт, а через открытый верхний рубочный люк в центральный отсек под напором хлынула вода. Еще тогда все могло бы закончиться, если бы командир БЧ-5 Валерий Зыбин, преодолевая поток воды, не задраил нижний люк. Подводники еще не пришли в себя, как возник пожар во втором отсеке. Загорелся батарейный автомат. Это могло быть вследствие заполнения шестого отсека забортной водой. Но независимо от причины любое пламя, да хоть и электросварка, это снижение содержания кислорода и добавка дыма, когда и без того дышишь «через раз». Словно сам черт подсовывает все новые и новые испытания: то закрывает крышку гроба, то приоткрывает. Зачем?! Закрыл бы крышку, забил последний гвоздь и все! А то «пилит» нервы.
Из темноты отсека посыпались предложения на уровне угрозы. Взорвать торпеды! Погибать так всем вместе! Для многих это было легче и проще, чем делить 11 спасательных аппаратов на двадцать шесть человек. А как ты их не дели, все равно пятнадцать человек обречены…
…Подходили к концу вторые сутки. Ни связи с внешним миром, ни того подводного спасателя. Долгожданный «Ленок» еще никак не проявился. Воздух в отсеке уже почти весь выдышали, он стал окончательно непригодным. Жизнь каждого уже отсчитывалась если и не на минуты, то на очень короткие часы. Решили выходить самостоятельно. Погоду наверху никто не знал. Но все равно хуже не будет! Надо выходить. Но опять встал вопрос: кому первому? По какому признаку? Никто не хотел умирать.
Первую партию снарядили из двух человек офицера и матроса. Это было важно тут все равны.
Здесь уместно вспомнить, что в подобной ситуации при пожаре на АПЛ К-8 корабельный врач капитан медицинской службы Арсений Соловей добровольно передал свой спасательный аппарат молодому матросу. Сам же, спасаясь от дыма, укрылся подушкой. Навсегда…
В такой ситуации хоть и все равны, но нужен руководитель. Без этого будет давка, неразбериха. Погибнут все. И по должности, и по знаниям, по хладнокровию, по умению держать ситуацию неформальным руководителем не старшим помощником командира, а руководителем оказался старпом Сергей Михайлович Кубынин. Принял на себя ответственность за жизнь каждого, кто находился рядом. В холодном и темном отсеке. В том числе и за начальника штаба Каравекова.
Первая партия подводников из двух человек покинула лодку благополучно. Они сообщили об этом тремя ударами по корпусу. Главное теперь, чтобы их подхватили наверху. Правда, если наверху шторм, то могут и затеряться или замерзнуть.
Внизу понимали, что с каждым вышедшим подводником для остальных шансов выбраться наверх остается все меньше и меньше. Если не подойдет подводный спасатель и не передаст спасательные аппараты, пятнадцать человек останутся тут навсегда. Да и те, кому достанутся аппараты, еще не жильцы. Наверху их могут и не заметить. Поболтаются на волнах и замерзнут. А может, в каком аппарате и кислорода уже нет.
Вот она, смерть…
Обстановка становилась невыносимой. Самостоятельно выпускать подводников рискованно унесет волной. Нужна связь. А ее нет. Нет и спасателя. Вторые сутки подходят к концу. Подходит к концу и запас душевных и физических сил. Дышать нечем. Из темноты отсека все чаще раздавались угрозы взорвать торпеды. Тогда всем конец. Конец испытаниям. Нужно было что-то срочно предпринимать. Но тут не покомандуешь. Тут нужно управлять.
Кубынин с Зыбиным, чтобы хоть както разрядить обстановку, предложили аппараты «саперамвзрывателям». Хотя очередность выхода была установлена другая, никто не возразил. Все трое прошли через торпедный аппарат благополучно, о чем подали сигнал в виде трех ударов по корпусу. Больше их никто не видел. Пропали без вести. Наверху из-за отсутствия связи их всплытие в штормовом водовороте осталось незамеченным. Кубынин этого еще не знал, но от отправки очередной партии наверх воздерживался. Нужно ждать сигнала сверху от спасателей.
Все это решение приняли спокойно. Без паники и угроз. Понятно, это малонадежное вынужденное ожидание бодрости никому не прибавило. Но твердость старпома в своем решении людей чуть успокоила. Немаловажным фактором психо-эмоционального состояния обреченных была и уверенность всех, что Кубынин останется с ними до конца при любой раскладке. И если повезет, выведет всех.
К исходу вторых суток пленники услышали наружный стук. Это водолаз с заякорившегося неподалеку подводного спасателя взобрался на корпус лодки и наконец установил связь с подводниками. Все с радостью, на которую осталось сил, вздохнули. Спустя 10 мучительных часов через торпедный аппарат были переданы теплое водолазное белье, продукты и водолазное снаряжение. Это было уже на третьи сутки пребывания подводников в холодном и мрачном отсеке. Все воспряли духом.
Сразу начали готовить очередную партию к выходу наверх. Это были наиболее ослабевшие и павшие духом. Правда, за трое суток пребывания в этом аду-гробу даже самый стойкий дух расслабится. Первым в группе как самого ослабевшего разместили Каравекова.
По выходу из торпедного аппарата последний выходящий подает сигнал. Три удара по корпусу. Это значит, можно закрывать переднюю крышку и готовить очередную группу к загрузке в торпедный аппарат. Сколько ни ждали подводники этого сигнала, а его все не было. Прошло более часа. Что-то, знать, случилось. Осушили аппарат. Вся группа выползла из него обратно в отсек. Каравеков еле держался на ногах: «Первым идти не могу».
Чуть передохнув, та же группа заняла свои места в торпедном аппарате. Только Каравекова уже разместили последним. Выполнив необходимые манипуляции, обеспечивающие выход группы из аппарата, в отсеке все застыли в ожидании сигнала о выходе, который подаст последний выходящий Каравеков. Прошло уже около двух томительных часов, но ничто не нарушило тишину в отсеке.
Снова закрыли переднюю крышку, осушили аппарат, и обитатели отсека извлекли из трубы безжизненное и уже остывшее тело капитана 2 ранга Каравекова. Все обитатели отсека испытали очередной шок. Вот она, смерть! В корме живых уже никого не осталось! Сейчас она добралась и сюда. Даже сквозь эту гробовую тишину доносилась ее отвратительная злорадостная хрипота: кто следующий?
Следующим оказался молодой матрос Петр Киреев. Пока в отсеке ждали сигнала о выходе группы, в состав которой входил Каравеков, передняя крышка торпедного аппарата оставалась открытой, и спасатели с «Ленка», стараясь помочь подводникам, натолкали туда комплекты спасательного снаряжения. Из-за отсутствия связи все действовали вразнобой. Не учли, что у ослабевших подводников просто не хватило сил вытолкнуть этот груз за борт.
После длительного и безуспешного ожидания условного сигнала, Кубынин осушил аппарат и от еле державшихся на ногах подводников услышал, что «аппарат замурован». Вот этого и не вынес Петр Киреев.
Наверх, наверх!!!
На подводной лодке, как и на любом корабле, в случае аварии организуют ликвидацию ее последствий, локализируют распространение, спасение личного состава два человека. Это старший помощник командира и командир БЧ-5. Они работают в паре под общим руководством командира. Но жизнь непредсказуема, командир остался наверху. Может, уже и погиб. Старший на борту начальник штаба дивизиона уже ничем помочь не мог. Нести аварийную вахту этот самый тяжелый в жизни груз до конца пришлось старпому и командиру БЧ-5. Но в этой ситуации нужен был не старпом, не механик, а психолог. Нужно было возбудить способность к сопротивлению, бороться за жизнь. Тут Кубынин проявил себя и командиром, и врачом-психологом. Приказал командиру БЧ-5 Валерию Зыбину собираться в трубу торпедного аппарата показать дорогу другим. Хотя и сам понимал, что эта дорога, как и надежда, очень зыбкая. Понимал это и Зыбин. Надев гидрокомбинезон и «идашку», заглянув в темную трубу торпедного аппарата, Зыбин, уловивший мысль старпома, вздохнув, обратился к Кубынину:
Сергей, если что… У меня останутся два сына. Ну ты понимаешь…
Кто этого не понимал…
Хотя без командира БЧ-5, на которого можно опереться, было и не очень уютно, но Кубынин был уверен, что без этого шага в торпедный аппарат никого бы затащить не удалось. Никакой силой.
В отсеке из «механических сил» еще оставался старший лейтенант Александр Тунер. Главное, что труба торпедного аппарата уже не казалась дорогой в окончательную темноту. Через какое-то время в районе волнорезных щитов все услышали три отчетливых удара по корпусу это Зыбин, вытолкав за борт «посылку» от спасателей, покинул торпедный аппарат! Все вздохнули.
Дело пошло ускоренным темпом! Кубынин с Александром Тунером формировали группу за группой очередных подводников и заталкивали в трубу торпедного аппарата. Правда, «ускоренным темпом» не значит быстро. Просто вместо томительного ожидания началась конкретная работа одевание, жгутование, открытие то задней, то передней крышки торпедного аппарата, потом его осушение и затем все сначала для загрузки следующей группы в эту темную трубу.
Покинув западню, подводники по выходу из торпедного аппарата, уже не соблюдая режима декомпрессии, без остановок устремлялись наверх. Спасатели из-за штормовой волны обнаружить всех не смогли. Шесть подводников с корпуса лодки сняли водолазы «Ленка» и, несмотря на их активное сопротивление, направили в барокамеру находившегося поблизости подводного спасателя.
Почему подводники сопротивлялись своему спасению? Просидев трое суток в мертвом отсеке, потом выбравшись из этой западни, я и сам бы изо всех сил рванул бы наверх. К белому свету. И никакая сила не затащила бы меня в такой же «корпус», из которого я только что вырвался (то есть в барокамеру). Немедленное всплытие из глубины воспринималось у всех как единственное и близкое спасение. Инстинкт сильнее рассудка. Да и после пребывания столько времени в том аду может и помутиться рассудок. Любая тень, а тем более чьето прикосновение в подводной темноте, представлялась как препятствие на пути из пекла. Вот и вырывались из «лап этих чертей», спасателей, как могли.
Маленькое, но важное отступление…
Тут уместно добавить, что и эти подводные спасатели «ленки» не были вовлечены в полной мере в курс подготовки по спасению личного состава из затонувшей подводной лодки. Вот подводники и «не приняли» их помощь. Кроме того, подводный спасатель прибыл на место катастрофы запоздало, с неисправной поисковой станцией. С некомплектом врачей-физиологов. Двенадцать часов этому «Ленку» понадобилось, для того чтобы лечь поближе к затонувшей лодке. И все это случилось не в открытом море, а в своей гавани. А каждая лишняя минута пребывания в отсеке может оказаться последней. Потом этот «Ленок» не нужен.
В открытом море при столкновении виновником будет один из двух капитанов. Тут двое в открытом море, как два игрока, и оба отвечают за свой корабль и за его безопасное маневрирование. Что толку, что ты не виноват, а корабль погиб. А в родной гавани этих игроков если и двое, то наблюдателей-болельщиков втрое больше. В отличие от простых шахматных болельщиков, которые молча наблюдают за ходом поединка, эти обязаны наблюдать, отслеживать, подсказывать, запрещать, «не пущать»! Это и оперативный дежурный, и дежурный по рейду, и сигнальщики на постах наблюдения и связи. А еще и сами судоводители это не противники, а друзьяпартнеры, главная задача которых разойтись похорошему. Ну вроде как сыграть вничью.
Тут же и игроки-капитаны, и болельщики-наблюдатели оставили полегавань без всякого внимания. Ну как те семь нянек, у которых дитя без глазу…
Один
…Подтолкнув в трубу торпедного аппарата последнего пленника прочного корпуса, Кубынин в отсеке остался один. Вернее, в компании двоих уже бездыханных тел своих погибших товарищей. Капитана 2 ранга Владимира Каравекова и матроса Петра Киреева. Все трое плавали бок о бок в заполненном водой отсеке…
Вода в отсеке подволока не достигала, но трубы торпедных аппаратов уже были затоплены. Вот туда, в одну из этих свободных от торпед труб, нужно и поднырнуть. Диаметр трубы торпедного аппарата чуть больше 50 сантиметров. Без одежды проползти это одно. А в снаряжении не так-то просто. Длина 8 метров. Это очень длинные метры. У Каравекова, чтобы их преодолеть, сил не хватило. Не оставалось их и у Кубынина…
Тем временем наверху решили сворачиваться. По времени пребывания подводников под давлением, по заключению врачей-физиологов со спасательных судов и с подводного спасателя «Ленок», никого из подводников в живых уже не оставалось. И ловить уже нечего. Никто больше из «прочного корпуса» не выберется и наверх не всплывет. У руководителя спасательной операции вицеадмирала Голосова эти вполне обоснованные заключения многоопытных специалистов просто не укладывались в сознании. Воспринимались, как удары кувалдой по голове. И он притормаживал сворачивание спасательной операции вразрез здравой логике и самому себе. Может, кто еще и всплывет… Живой… Там остался старпом Кубынин… Да если уже и ждать нечего, то и уйти, не постояв у свежей братской могилы, было бы просто не полюдски. Там же остались люди.
Помаявшись еще сколькото, адмирал Голосов подал команду на отход…
…Кубынин прошелся руками по своему снаряжению и поднырнул в первый поблизости аппарат. Горизонтальное положение располагало ко сну. Хоть чуть отдохнуть! Но Кубынин знал, чем закончится этот отдых. Держаться! Главное не закрывать глаза! Задняя и передняя крышки торпедного аппарата разблокированы и открыты. Ни думать, ни делать уже ничего не нужно. Только ползти. Всего восемь метров. Не растрачивая сил. Экономно. Правда, в спасательном снаряжении даже для дыхания уходит немало сил.
«…Так, в трубе вроде никаких препятствий нет… Никто не застрял. Если хватит сил, доползу, всего восемь метров», прикидывал Кубынин. Даже незначительное продвижение вперед давалось с большим трудом. «Доползу!» засветилась в мутном сознании мысль, когда в конце темной трубы появилось какоето пятно неопределенного цвета. Но это еще не свет в конце тоннеля. Может, мираж. Может, просто померещилось… Или сознание помутилось.
Через метра дватри в том месте, где появилось пятно, уже прощупался край трубы торпедного аппарата… Все! Ад остался позади! Правда, и это еще не жизнь. Еще нужно выбраться наверх. Преодолеть тридцатиметровый слой воды. Подбираться наверх нужно неспешно, чтобы снизить последствия воздействия на организм длительного пребывания под давлением. Резкое всплытие в этом случае это верная кесонная болезнь и баротравма легких. А то и конец. Подводники это знают.
Не обнаружив буйрепа по выходу из аппарата, Кубынин решил «отсидеться», удерживаясь за поднятый перископ. Силой в 13 килограммов дыхательный аппарат тянул вверх. Но надо держаться. А силы закончились… Незаметно отключилось и сознание…
Кубынин разжал пальцы…
Двадцать седьмой
Руководству спасательной операции число жертв катастрофы уже было известно. Тридцать три человека. Из них шестеро пропали без вести. Кто утонул еще наверху после столкновения, кого не заметили в штормовой волне после выхода из торпедного аппарата. Четверо пленников 7-го отсека выбраться наверх не смогли.
В живых остались двадцать шесть человек. Им оказали неотложную медицинскую помощь.
Спасательные суда, получив «добро» на завершение спасательной операции и оставление района, начали собирать свои плавсредства. Один из шестивесельных ялов, следуя к своему судну для подъема на борт, наткнулся на оранжевый мешок дыхательного аппарата. «Это подводник! Пленник «прочного корпуса»!» Его тут же подняли из воды и доставили на собравшийся покинуть район поиска спасатель «Жигули» для передачи в руки врачей.
А дальше спасатель «Жигули» прямо с места событий был отправлен в море на учения… вместе с одиннадцатью поднятыми из воды подводниками, которым требовалась срочная медицинская помощь в береговых условиях. Лишь на следующий день по настоятельному требованию присутствовавшего на борту «Жигулей» главного токсиколога Военноморского флота полковника медицинской службы Эдуарда Рукозенкова корабль вернули в базу.
А что с Кубыниным? Усилия врачей-физиологов, длительная «отсидка» в барокамере и последующее лечение вернули его к жизни. Он пополнил список оставшихся в живых.
Кубынин из подводной западни вышел последним. Убедившись, что в отсеке спасать уже больше некого. Там в живых уже не оставалось никого. И тут дело не в «первом последнем», это не очередь. Нужно было организовать этот выход. Вселить в каждого уверенность. Вселить веру, когда и у самого этой уверенности уже не было. Удержать ситуацию. Подчинить людей. Добиться беспрекословного послушания. Не каждый подводник, в том числе и я, осмелится утверждать, что справился бы в такой ситуации.
Кубынин справился. Спас товарищей. И остался жив.
P.S.
Уже после службы, будучи в отставке, мы с Сергеем Кубыниным пересеклись, когда он приехал в Севастополь, чтобы повидаться с Александром Тунером, товарищем по «прочному корпусу». Мы поделились эпизодами из подводной жизни. Повспоминали. Было о чем. На прощание я спросил у Сергея Михайловича, что его больше всего потрясло за всю подводную службу, что запомнилось?
Ответ Кубынина меня поразил:
Когда я узнал, что жизнь подводника государство оценивает в 300 рублей. Такая сумма была выделена семьям погибших на С-178…
Капитан 2 ранга в отставке
Владимир СТЕФАНОВСКИЙ