ОРИЕНТИР

Каждый раз 9 Мая мы склоняем головы перед светлой памятью старших поколений, спасших нашу страну и весь мир от немецко-­фашистской чумы. Без Дня Победы не было бы мирного и свободного дня сегодняшнего, и все мы в вечном долгу перед фронтовиками.

Представляем читателям воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Николая Васильевича ШЛЯПНИКОВА. Эти записи, в которых нет ни одной выдуманной строчки, он принес в редакцию нашего журнала. Постоянные читатели, наверное, помнят его по ранее опубликованным воспоминаниям, в которых «только правда и ничего, кроме правды». Он прошел войну на передовой вплоть до победного мая 1945­-го. Гвардии полковник в отставке, ветеран 88­й Витебской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии, председатель Совета ветеранов 331­-й Пролетарской Брянско­-Смоленской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, председатель 2­-го объединенного Совета ветеранов стрелковых дивизий и общевойсковых армий Московского комитета ветеранов войны, почетный гражданин г. Волоколамска. За проявленное мужество и отвагу имеет ряд боевых наград.

В разведке боем (Из воспоминаний о боях в районе Ржева)

В ноябре 1942 года, когда шли ожесточенные бои в районе Сталинграда, нас, недоучившихся курсантов Львовского военного пехотного училища, отправили в действующую армию. Однако не на юг, как мы того ожидали, а на Западный фронт. Потом мы узнали, что в то время там совместно с Калининским фронтом в строгом секрете готовилась вторая Ржевско­Сычевская наступательная операция.

Я попал в правофланговую 31­ю армию, в 88­ю стрелковую дивизию. Соединение вело напряженные бои на широком фронте, занимая 16­километровую полосу обороны южнее Ржева. Укомплектовано личным составом оно было лишь процентов на пятьдесят, поэтому наше сравнительно небольшое пополнение сразу же расхватали по подразделениям. Меня вначале направили в стрелковую роту, а через две недели перевели в 147­ю отдельную разведывательную роту.

Наша дивизия не вела наступательных действий. На это у нее не было ни сил, ни средств, она лишь ограничилась действиями активной обороны. В это время мы, разведчики, вели наблюдение за противником с наблюдательных пунктов, а чаще из первой траншеи, ходили в засады, вели поиски, приводили пленных, добывали документы, а однажды нашим трофеем стал немецкий противогаз нового образца. Но бывало и так, что подготовленная операция не удавалась, и мы теряли своих боевых товарищей.

В феврале 1943 года наше командование располагало данными о том, что немецко­фашистское командование решило вывести свои войска с Ржевского выступа с целью сокращения линии фронта, высвобождая тем самым дивизии для использования их на южных участках. После победоносного завершения Сталинградской битвы войска Красной армии успешно вели наступательные бои на южном крыле советско­германского фронта: в первой половине февраля были освобождены Курск, Белгород, 16 февраля ­ Харьков. В этой обстановке немецкое командование вынуждено было искать силы, способные остановить продвижение наших армий. Перед советскими войсками, стоящими у Ржевского выступа, стояла задача не допустить планомерного отвода немецких войск. 88­я стрелковая дивизия, как и другие соединения 31­й армии, должна была быть готовой к упреждающим наступательным действиям. Поэтому командованию армии и дивизии были необходимы самые последние достоверные сведения о противнике. Для этого использовались различные средства, в том числе было решено провести разведку боем. Ее наметили на раннее утро 24 февраля.

Разведка боем ­ наступление ограниченного количество войск (роты, батальона) с участием танков или без них. Проводится внезапно, решительно, напористо, в результате чего у врага создается впечатление, что начинается общее наступление. Он обрушивает все силы и средства на наступающее подразделение, для того чтобы не допустить прорыва на этом участке фронта, и, естественно, обнаруживает места расположения своих огневых средств, резервов. Все, что выявлено у противника, наносится на карты. Когда начнется общее наступление, то артиллерия и авиация будут поражать эти цели, расчищать путь пехоте и танкам. Нередки были случаи, когда с успешно проведенной разведки боем сразу же начиналось общее наступление.

…Утром 23 февраля была построена наша рота. Командир роты старший лейтенант Комков поздравил личный состав с праздником ­ Днем Красной армии и Военно­Морского Флота. Затем выступил замполит с небольшой речью, в которой кратко изложил положение на фронтах и международную обстановку, призвал нас хорошо готовиться к предстоящим боям. Затем командир роты объявил, что 2­й взвод в ближайшую ночь будет участвовать в разведке боем. Личный состав был отправлен на отдых, чтобы идти в бой со свежими силами.

Ночью, надев белые маскхалаты, принесенные старшиной, взяв с собой автоматы с полностью снаряженными магазинами, ручные гранаты, отправились к месту проведения разведки боем. Шли мы один за другим. Вместе с нами пошел заместитель командира роты по политчасти старший лейтенант Титов. Прибыл он к нам в роту буквально недели полторы назад, и ему хотелось поближе узнать своих новых подчиненных. Подбадривать никого не нужно было, все отдавали себе отчет в серьезности предстоящего боя и ответственности за исход его. В разговоре со мной Титов, узнав, что я его земляк (город Кузнецк Пензенской области, а он проживал в 18 километрах от него, на станции Сура), расспрашивал о моих родных. Но общих знакомых у нас не оказалось.

Незаметно мы подошли к реке Осуга. У ее берега ­ пост заградотряда. Часовой окликнул: «Стой, кто идет? Пароль!» И когда получил необходимый ответ, назвал отзыв. Мы пошли дальше. Шли довольно долго по редколесью. Слышалась ружейно­пулеметная пальба, виднелось вдалеке зарево от запущенных осветительных ракет. Затем мы спустились в ход сообщения, пошли по нему и наконец оказались в первой траншее ­ исходном положении для наступления.

Прежде чем пройти в первую траншею, замполит предупредил: «Никаких разговоров! Вести себя тихо! Немецкая траншея в 50 метрах». Сам пошел на наблюдательный пункт батальона за получением боевой задачи. С нами, разведчиками, остался командир взвода ­ сержант Силкин (офицеров в дивизии не хватало, и поэтому многие офицерские должности занимали сержанты). Мы терпеливо ждали дальнейшего развития событий, рассматривали траншею. За три месяца, проведенные в дивизии, я побывал во многих местах на переднем крае, но в подобном этому ­ впервые. Траншея была необычно глубокой, глубже человеческого роста, имелись легкие перекрытия из жердей толщиной в человеческую руку, чтобы обезопасить личный состав от гранат, которые забрасывали сюда немцы. Окопы для ведения огня из винтовок и ручных пулеметов, также с перекрытиями, имели амбразуры. Местами в стенках траншеи были вырыты ниши, в которых по необходимости мог бы поместиться человек, и углубления для того, чтобы можно было вылезти из нее. Все было продумано до мелочей.

Но вот появился замполит и отвел нас назад, метров на двести от траншеи. Там поставил нам боевую задачу. Мы уяснили, что в разведке боем участвуют две штрафные роты, наш взвод разведки и отделение саперов. В предыдущую и эту ночи саперы разминировали участок нейтральной полосы, где придется наступать нашим подразделениям. Выделены и необходимые артиллерийские и минометные подразделения в помощь нам. В ходе боя штрафные роты должны захватить первую и вторую траншеи, саперы ­ взорвать трехамбразурный ДЗОТ, а мы ­ взять контрольного пленного, собрать и принести все документы, которые найдутся в блиндажах и у убитых.

Затем наш взвод вместе с замполитом вернулся в первую траншею. Уже на исходном положении для атаки замполит сказал: «По сигналу атаки всем вперед, от штрафников не отставать. Ты, Шляпников, будешь моим связным, останешься в траншее. Я пошел на командный пункт».

Дожидались сигнала атаки недолго, примерно через полчаса слева от нас в темноте взвились две ракеты: красная и зеленая. Разведчики легко выскочили из траншеи и растворились в темноте. Не прошло и минуты, как слева и справа раздались два взрыва, и до меня донеслись отчаянные вопли. Кто­то подорвался на мине… Цепи атакующих, видимо, залегли, ибо и слева, и справа слышались команды «Вперед!».

Все это время у меня в голове сверлила мысль: «Как же так? Я в траншее, а ребята там!» Но вот появился замполит. Я к нему: «Товарищ старший лейтенант, разрешите мне к ребятам, вместе пойдем вперед!» Замполит дал согласие, и я моментально выскочил наверх. Пробежав метров двадцать, увидел справа едва заметные в темноте белые бугры на снежном покрове. Это были мои товарищи ­ разведчики, залегшие под огнем. Я пробежал мимо них, и, видимо, сила примера подействовала. Они поднялись и устремились за мной. Я бежал впереди них метрах в десяти.

До немецких окопов оставалось метров пятнадцать, как пули просвистели у моего левого уха, я ощутил удар в левую часть груди и укол в спину, изо рта потекла кровь, а из груди вырвался воздух. Понял, что ранен, но мне удалось добежать до немецкого окопа. Когда спрыгнул в него, увидел убегающего немецкого солдата, дал очередь вслед, по ходу сообщения. И здесь в окоп «посыпались» мои товарищи. Я доложил командиру взвода о ранении, на что последовал мне приказ: вернуться в свою траншею. Разведчики же побежали по ходу сообщения, им надо было выполнять свою задачу ­ захватить пленного и документы.

Возвращался я в свою траншею долго. На нейтральной полосе рвались снаряды, мины, веером пролетали пули, выпущенные откуда­то издалека. Ползти было трудно, в правой руке был автомат, на левую опираться было нестерпимо больно. Нужно было как можно быстрее укрыться в своей траншее, сделать перевязку.

Рассветало. Я попытался было встать и дальше двигаться на ногах, но сразу же услышал крик санитаров, вытаскивающих раненых с поля боя: «Ложись! Что, жить надоело? Вот оттащим этих раненных, приползем за тобой». И вновь по­пластунски ­ в свою траншею.

Тем временем сзади меня, в немецкой траншее, шел бой. Слышались выстрелы, разрывы гранат, приглушенные вопли. У меня в голове нет­нет да возникал вопрос: сумеют ли мои товарищи взять «языка»?

В траншее меня встретил фельдшер, помог снять верхнюю одежду. Стоял мороз, но я его не чувствовал. Во время перевязки невдалеке разорвался снаряд. Крупный осколок пролетел над нашими головами и ударился в бруствер. Был он величиной сантиметров двадцать, с зазубринами. Фельдшер мне и говорит: «Счастливчик ты!» И на мой вопрос, почему, ответил: «А как же, такой здоровенный осколок пролетел и чуть не задел твоей головы!» Я ему ответил: «Но и твоя голова была рядом, ты тоже счастливчик!»

Обстрел не прекращался, подключилась дальнобойная, более мощная артиллерия противника, который теперь уже не боялся, что вместо нашей попадет в свою траншею. После перевязки я поспешил укрыться в ближайшую землянку. Выждав с полчаса, отправился на передовой медицинский пункт, где мою рану осмотрел врач и отправил в медсанбат. Затем были армейский полевой госпиталь, эвакогоспитали Москвы и Горького…

Меня интересовало, чем закончилась тогдашняя разведка боем, какова судьба моих боевых товарищей. Уже в медсанбате узнал, что наша атака застала немцев врасплох: большинство вражеских солдат спали в блиндажах и встрепенулись лишь тогда, когда наши атакующие подразделения заняли их первую траншею. Вторую траншею брать не стали, так как поступил приказ ограничиться взятием первой. Саперы с помощью стрелков захватили трехамбразурный ДЗОТ и подорвали его, разведчикам в этой непростой обстановке все же удалось взять пленного, обер­ефрейтора.

Самое главное, что цель разведки боем была достигнута. Командование выяснило, что противник еще не приступил к отводу своих войск.

Впоследствии, при первой же попытке немцев начать планомерный отвод своих частей с Ржевского плацдарма, войска Калининского и Западного фронтов перешли в наступление, чтобы не дать фашистам закрепиться на промежуточных рубежах. Это наступление началось 2 марта 1943 года, через неделю после нашей разведки боем, а 3 марта был освобожден город Ржев.

Затем наши войска освободили Сычевку, Гжатск, Вязьму и вышли к Духовщине, Ярцеву, Дорогобужу, Спас­Деменску. Что касается моих товарищей по разведроте, то уже потом встретил лишь одного из них ­ Понедельникова, родом из Краснодарского края. Он мне и рассказал о том, что под Сычевкой погиб командир роты Комков, вместе с ним полегли еще многие разведчики, нарвавшись на засаду, оставленную немцами. Замполит Титов был ранен, и к началу Смоленской наступательной операции, где был контужен и сам Понедельников, в роте никого не оставалось из тех, кого я знал…

Необычный трофей

В боевом донесении командира 331­й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии генерал­майора Ф. Короля, подписанном в 19.00 22 декабря 1941 года, сообщалось в штаб 20­й армии о ходе боевых действий стрелковых полков, которые третий день вели бои за населенные пункты Тимково, Ананьино, Лудину Гору, что на 4­5 километров западнее города Волоколамска. Последней строкой было записано: «Захвачен двухместный самолет­разведчик «Хеншель­126».

Невольно возникал вопрос, как могло так случиться, что дивизия вражеский аэродром не захватывала, а самолет был захвачен? Объяснения не было до тех пор, пока я не узнал об этом эпизоде из воспоминаний бывшего помощника начальника оперативного отделения штаба нашей дивизии Василия Михайловича Носевича.

А дело было так. 21 января, на второй день после освобождения города, на командном пункте 331­й стрелковой дивизии в пригороде Волоколамска еще до рассвета генерал Король вызвал к себе начальника оперативного отделения и его помощников и поставил перед ними задачу: выехать в расположение стрелковых полков, уточнить передний край и расположение подразделений. В. Носевичу предстояло поехать в 1108­й стрелковый полк, который вел бой за деревню Тимково на правом фланге дивизии.

Взяв в транспортной роте подводу с ездовым, Василий уже готов был сесть в сани, как к нему подошел прокурор дивизии Михаил Георгиевич Голощапов и попросил:

­ Носевич, ты едешь в 1108­й полк? Возьми меня, мне нужно выяснить там одно дело.

­ Михаил Георгиевич, садитесь, веселее будет. Что там случилось?

­ По дороге расскажу.

Накануне прокурор дивизии послал дивизионного следователя в полк с тем, чтобы он выяснил причину расхождения между цифрами донесения о количестве взятого трофейного имущества и реально полученном трофейной командой. А поздно вечером из полка сообщили, что следователь убит. Как это могло случиться? Следователь же в атаку не ходил! Был в штабе…

Когда въехали в Волоколамск, уже рассвело. В городе наводили порядок, убирали трупы. На улице часто встречались разрушенные дома, другие стояли с виду целые, но с темными глазницами разбитых окон. Объехали несколько брошенных автомашин, покореженный немецкий легкий танк, в который танкисты вчера влепили не менее двух 76­миллиметровых снарядов. Подъехали к площади: сожженные торговые лавки, небольшие ларьки. Вчера здесь после траурного митинга перед строем воинов провезли на санях тела восьми героев, казненных фашистами… Их похоронили в братской могиле, вырытой саперами в городском саду у Соборной улицы. Улица эта потом после войны длительное время называлась Комсомольской.

(20.12.1941 г. при освобождении войсками 20­й армии г. Волоколамска с виселицы, находившейся на Новосолдатской улице, были сняты тела 8 комсомольцев­разведчиков, казненных фашистами 5.11.1941 г. и провисевших все это время для устрашения жителей. Их имена: Н.Галочкин, К.Пахомов, П.Кирьяков, В.Ординцев, Н.Коган, И.Маменков, А.Луконина­Грибкова и Е.Полтавская ­ все москвичи. В этот же день были проведены траурный митинг и похороны. ­ Прим. авт.).

…Ближе к окраине послышались хлопки, наверху возникли маленькие облачка разрывов. Это немецкая батарея вела систематический обстрел выезда из города бризантными снарядами, поражавшими осколками все живое в радиусе 50 метров. Опасное место объехали.

В штабе 1108­го стрелкового полка майора А. Калиша прокурор остался выяснять обстоятельства гибели военного следователя, а Носевич после уточнения на карте расположения подразделений полка и приданных средств отправился дальше к переднему краю. Вышел на НП командира полка. В километре от него лежала деревня Тимково, занятая немцами, откуда долетали пули, мины и снаряды. Осмотревшись, офицер поехал далее на правый фланг, где виднелось село Ивановское. Это уже в полосе действия правого соседа. Остановился посреди поля, перед березовой рощей на небольшом пригорке: один большой сугроб показался подозрительным, словно какая­то техника занесенная снегом. Носевич приказал ездовому наблюдать за дорогой и стал пробираться по глубокому снегу к роще. Шел осторожно, опасаясь, с одной стороны, подорваться на мине, с другой ­ быть обстрелянным из засады. Когда подошел вплотную, увидел, что перед ним… самолет! Оказалось, двухместный одномоторный, со снятым вооружением. По какой­то причине немцы оставили его без охраны, видно, замаскировали и собирались забрать потом. Не трогая ничего, старший лейтенант поспешил назад, в штаб. Ему хотелось взять такой необычный трофей лично!

Было уже темно. В штабе офицер доложил о самолете дежурному ­ старшему батальонному комиссару Якову Таращенко, который сделал соответствующую запись в журнале. Носевич взял в комендантской роте старшину Маневича и еще шестерых бойцов, восемь лошадей с двумя повозками и упряжью. И «группа захвата» покатила к месту.

Слева, из района Тимково, виднелось зарево, доносились пулеметные трели и уханья отдельных разрывов. Продвигались со всеми мерами предосторожности, особенно на переправе. Наконец добрались до березовой рощи. Все было спокойно, однако над головами нет­нет, да пролетали с визгом пули, рикошетящие то слева, то справа. Постромками, надетыми на лошадей, зацепили немецкий самолет и потащили его по полю, стараясь, чтобы колеса катились по дороге. Люди всячески помогали коням. Особенно трудно было перетащить самолет через реку Ламу. Саперы хоть и навели переправу через нее, но она явно не предназначалась для такого транспорта. Ближе к городу размещалась одна из рот стрелкового полка, там и оставили под охраной самолет.

Утром Носевич доложил начальнику штаба дивизии полковнику Н. Пуховскому об этом неожиданном трофее, на что полковник ответил сдержанной похвалой. Вечером о захвате самолета было доложено командованию армии в боевом донесении. На следующий день приехали авиаторы, осмотрели крылатую машину, заправили горючим, поставили на широкие лыжи и подняли в воздух. Операция по захвату вражеского самолета закончилась без потерь. Такое бывало весьма редко.

…Бои на Ламском рубеже шли упорные, кровопролитные. 24 декабря в бою за деревню Хворостинино, что южнее Тимково, старший лейтенант В. Носевич, командуя батальоном из 1108­го стрелкового полка, при поддержке двух танков захватил 4 дома, уничтожил до роты противника. При этом сам был шесть (!) раз ранен, последнее ранение было тяжелым. По выздоровлении воевал в составе других дивизий. День Победы встретил подполковником в Померании, на острове Рюген. Был награжден орденами Красного Знамени, Суворова 3­й степени, Александра Невского, Красной Звезды.

 

Николай ШЛЯПНИКОВ